Я просто хочу сказать: это текст о лучших людях в моей жизни.
"Если никогда не пойдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится и твоя жизнь не начнется".
Название: Про страшный лес
Автор: чайная роза
Предупреждение:Любые совпадения с реальными людьми не случайны 
Текст толком не вычитан.
три тысячи и шестьсот слов вместо пяти букв
Сумерки ползут от горизонта: летнее розовое небо в одно мгновение становится серым. Вот сумерки трогают край леса – деревья деловито перешептываются, решают, пустить ли вечер внутрь, вот они цепляют за собой ночную прохладу, собирают капли с листьев, вытягивают за собой темную зелень и пыль узких тропинок. Сумерки выбираются из леса.
Хлоп – захлопывается первая дверь, а за ней сразу вторая, третья, щелкают повернутые до упора ключи, шуршат задернутые шторы. Хлоп, щелк – сумерки выбираются из леса, закрашивают небо серо-синим, и падают на землю, окутывают дома полупрозрачной темнотой до самого утра.
Добро пожаловать в Невер-Бридж.
Наша история начинается на самом краю этого городка: два дома оказались так близко, что, если два человека одновременно встанут на носочки и высунут руки из окон – они смогут соприкоснуться пальцами.
В одном из них – голубая крыша, коврик «Добро пожаловать» на пороге, кресло на веранде, окно на чердаке уже полгода заклеено газетами – живет Джеймс. А во втором – зеленая крыша, цветы на подоконниках, белоснежные перила, золотистые ручки на дверях – живет Алекс.
Джеймс просыпается среди ночи – садится на кровати и шарит руками по простыне, ища точку опоры. В другом доме с разницей в полсекунды просыпается Алекс. В домах, на улице, в городе, в целом мире так тихо, что их сонное и хриплое дыхание кажется им самым громким звуком на свете. Звуки зарождаются в глубине леса: сначала ветер – тихий хриплый свист, он подхватывает опавшие листья, трогает кроны деревьев – шелест, хруст и шорох. Ветер приносит за собой вой. Алекс слышит его первым и вздрагивает – сжимает пальцами одеяло. Ветер добирается до домов, трогает сначала белые занавески Алекса, потом голубые - Джеймса, оставляет на подоконниках лесную сырость, растертые сухие листья, запах трав. Ветер забирается в комнаты, холодит голые мальчишеские плечи и оставляет под подушками вой – как самое важное: не забыть, не потерять, забраться в сны и оставить там терпкий вкус свободы.
Они никогда не говорят об этом на утро.
*
- Алекс!
Джеймс распахивает окно: на улице догорает летнее солнце, яркое и высокое, оно уже не палит так, как в июне, но все еще с жадным рвением согревает все вокруг, в воздухе пахнет корицей и яблоками – кто-то из соседей печет пирог. Джеймс перелезает через подоконник – босыми пятками упирается прямо в стену дома – когда проделываешь такой трюк много раз совсем скоро перестаешь бояться.
- Алекс, ты еще спишь?
Алекс тоже открывает окно и щурится, улица сваливается на него разом – солнце, ветер, пирог с яблоками, звон велосипедного гудка. Алекс сонный и лохматый – две пуговицы на пижамной рубашке расстегнулись, смялся воротник, непослушная прядь прилипла ко лбу.
- Только не упади, - Алекс повторяет это каждое утро, а потом протягивает руку Джеймсу и помогает перебраться через узкий проем между домами.
Внизу лежат сваленные в кучу листья, старое пожелтевшее одеяло, мешки с ненужным тряпьем – на случай, если кто-то из них все-таки не устоит, расцепит руки, сорвется вниз. Лететь недолго – два этажа – но Джеймс все равно каждый раз задерживает дыхание, упираясь ногами в чужой подоконник.
Джеймс спрыгивает в комнату Алекса и закрывает за собой окно – велосипедный звон и веселое гудение ветра в трубах остается за стеклом. У Алекса в комнате широкие подоконники и большие окна, высокий книжный шкаф до самого потолка, мягкий ковер на деревянном полу и узкая кровать у окна. На столе – ручной работы, отец постарался на славу – тетрадки, блокноты, браслеты из ниток, раздавленные под поездом монетки, в красивой рамке – подарок на Рождество – их с Джеймсом фотография.
Алекс забирается обратно в кровать, двигается ближе к стене – оставляет место для Джеймса, вздыхает нетерпеливо: «Ну же». Джеймс ложится рядом на нагретую и смятую за ночь простынь, смотрит на то, как Алекс медленно прикрывает глаза, а солнце ласково ложится на его лицо размытой полосой. Джеймс повторяет ее пальцами: с середины лба вниз, задержаться у глаза, подушечкой пальца стереть опавшую ресницу и дочертить до самого уголка губ.
- Что там? – Алекс улыбается, не открывая глаз, и солнечная полоса ломается, сползает на его щеку.
- Солнце подсматривает.
Джеймс прячет их под одеялом, и свет через тонкое одеяло становится ярко оранжевым. Под одеялом Алекс открывает глаза, подпирает голову рукой – любопытное солнце мгновенно заглядывает в щель, но Джеймс упрямо заделывает брешь.
- Пойдешь со мной в лес сегодня?
Джеймсу кажется, что в словах Алекса есть вызов – где-то на дне его глаз лукаво сверкает солнце. Джеймс младше Алекса на полгода, а боязливее на все два. Джеймс не спрашивает, откуда в городе берутся все эти запреты: не сходить с тропы, возвращаться домой до заката, не распахивать на ночь окно, не смотреть вечером в сторону леса. Джеймс не сходит, не распахивает и не смотрит – он строит дома из одеял и подушек, трусит забираться на крышу дома и верит в городские легенды.
- К реке? – Джеймс шепчет, потому что под одеялом нельзя говорить в полный голос.
- Боишься, что утяну тебя с тропы? – Алекс смеется, и Джеймсу кажется, что солнце все-таки пробралось под одеялом.
- Не боюсь.
У Алекса смех, как летний ливень, - теплый и шумный, под ним хочется стоять часами, и обязательно оставить хотя бы кусочек внутри себя. Джеймс собирает кусочки, из которых состоит смех Алекса, и складывает их на подоконнике - солнечные зайчики от них расползаются по всей комнате, прыгают на руки, забираются в мысли и сны, садятся на подушку светлым пятном даже в самые темные ночи.
- Тогда пойдем. Раз не боишься.
- Сейчас?
- Сейчас. Идем. Хватит сидеть в своем домике, Джеймс, пора выбираться в лес.
*
Алекс невысокий, легкий и быстрый, весь он – локти да худые изодранные коленки. Когда он быстро сбегает к началу леса, ветер задирает его футболку, и на секунду Джеймс ловит взглядом загорелую полосу поясницы. Джеймс любуется им с начала тропы: все вокруг зеленое, голубое и золотое, шумит и красуется яркое лето, а Алекс на всем этом – маленький и белый, как будто художник забыл закрасить кусочек холста.
- Идешь? – Алекс оглядывается назад, прикладывает ладонь ко лбу и – Джеймс не видит, но точно знает – улыбается.
Джеймс сбегает вниз – трава у леса высокая, но выгоревшая за лето на солнце, цепляется за обувь, царапает щиколотки. Алекс берет Джеймса за руку – ладонь к ладони и переплетенные пальцы – и вместе они входят в лес. Лес – как океан, всего несколько шагов Джеймс видит за спиной голубую и зеленую крыши, а уже дальше – одни деревья. Лес смыкается за ними, оставляет их самих по себе, и единственный оплот безопасности теперь – широкая стоптанная дорога к мосту через реку.
- Далеко река течет, как ты думаешь?
- Далеко, - Джеймс встает на носки и щурится, как будто пытается взглядом поймать хвост убегающей реки. – До того конца света.
Алекс снова смеется, а у Джеймса на руках от этого смеха остается солнечная пыль. У них, как и у любых мальчишек, везде есть свои потайные места и убежища: старый шкаф в доме, узкое место под лестницей в школе, домик на дереве, плед в густых кустах местного сада, а у реки – огромный камень, проросший с одной из сторон мхом. Если устроиться на самом краю, то ноги по щиколотки утонут в чистой речной воде. Алекс садится именно туда: ставит кеды рядом, складывает в них белые носки и опускает ступни в голубую прохладу реки.
Так проходит их день: Джеймс ищет красивые круглые камешки, облизанные рекой, а Алекс плетет им шнурки из разноцветных ниток. Джеймсу подлиннее – он свой камень собирается носить на шее, поближе к сердцу, а себе покороче – на запястье у пульса. Они обсуждают японских рыб из книжки, которую нашли в библиотеке, египетских Сфинксов, клубнику и далекое море. Алекс шепотом рассказывает, что слышал от родителей про войну, а Джеймс смеется – он знает, что это неправда. Войны не может быть, когда такое высокое небо и чистый воздух, когда вода лижет ноги, а в траве под ладонью – россыпь земляники. Войны не может быть. Джеймс точно знает – войны не бывает.
Когда солнце, устав, перестает отважно прорываться сквозь листву, а голые ступни холодит первый вечерний ветер, Джеймс вскакивает на ноги и прислушивается. Он боится услышать – там, у горизонта – как к другой стороне леса подбираются сумерки.
- Скоро стемнеет. Пойдем?
- Давай посидим еще немного, - Алекс смотрит только на нитки в своих пальцах, и на губах у него замирает мягкая лукавая улыбка. Улыбка человека, который знает, чего ждать, но не спешит говорить об этом.
Джеймсу страшно. Джеймс не знает, почему нужно возвращаться домой до заката, почему нельзя сходить с тропы в лесу, почему все так боятся серых теплых сумерек, но все равно боится – как будто по привычке.
- Ладно, - он смело сжимает руки в кулаки и забирается к Алексу на камень. Алекс толкает его плечом шутливо, придвигается поближе.
Рукам холодно – лес быстро собирает в себя всю прохладу, но от Алекса тепло и спокойно. Джеймс прижимается к его плечу и раскрывает ладонь с найденными трофеями: два круглых камешка, сейчас оба серые, а на солнце – один темно-синий, а другой – зеленый, как будто впитал в себя изумрудную зелень леса.
- А «немного» - это сколько?
- Не трусь, - Алекс, наконец, поднимает голову, ласково касается щеки Джеймса. – Еще даже солнце не загорелось. Пять минут посидим и сразу пойдем домой. Я же с тобой.
- Я и не трушу, - Джеймс обиженно опускает глаза и упирается ладонью в камень, откидывает голову назад, изображая безмятежность.
Но стоит Алексу зашевелиться, спрятать шнурки обратно в карман, как Джеймс уже спрыгивает с камня в траву. Алекс даже не старается сдержать улыбку: он неторопливо надевает носки и завязывает шнурки на кедах, пока Джеймс топчется рядом и пристально поглядывает на небо. Джеймс думает: они уже точно нарушили правила. Джеймс думает: отсюда до дома двадцать минут, если перейти на бег – тринадцать, главное не споткнуться. Алекс берет его за руку – ладонь к ладони и переплетенные пальцы, и Джеймс больше не думает ни о чем другом до самого дома.
***
Джеймс просыпается среди ночи – вскакивает, как от толчка, и долго пытается восстановить дыхание (в сердце бьет крылышками колибри – не вдохнуть, не выдохнуть). Джеймс ждет и слушает, но ночь вокруг сохраняет молчание. Не рождается в глубине леса шелест, не тревожит флюгер на крыше холодный ветер, подушка Джеймса остается горячей – под ней сегодня не прячется лесная свежесть, не остается на наволочке горький запах свободы, только шоколадное печенье и стиральный порошок.
- Алекс.
Джеймс вскакивает с кровати и в два шага преодолевает расстояние до подоконника, отсюда ему виден край стола Алекса – тетрадки, блокноты, баночки с краской – кровать и высокий книжный стол. Окно раскрыто нараспашку.
Окно раскрыто нараспашку, а Алекса – Джеймс не видит, но знает – нет в кровати.
*
- Джеймс.
Джеймс открывает глаза: смотрит сонно на склонившегося над ним Алекса и не сразу понимает, что сон закончился. Он приподнимает голову и глядит на закрытое окно, а потом снова на Алекса.
- Как ты здесь оказался?
- Твоя мама впустила меня, - Алекс улыбается и кладет прохладную ладонь на лоб Джеймса.
Алекс улыбается, но что-то не так. Джеймс садится на кровати и трет глаза. Алекс бледный и как будто повзрослевший на несколько лет: в его взгляде добавилось что-то необъяснимо тяжелое, тяжелые тучи не заволокли яркие искры в глубине его глаз, но как будто спрятали – приберегли для чего-то другого. Джеймсу страшно прикоснуться к нему – Алекс выглядит туманным миражом из кошмарного сна.
- Смотри, я закончил наши талисманы.
Алекс достает из кармана аккуратные шнурки с болтающимися на них камнями. Джеймс восхищенно вздыхает – наконец-то у них будут самые настоящие талисманы дружбы – и стягивает с руки тот, который предназначался ему, с синим камнем.
- Как ты проделал такую дырку в камне?
Алекс качает головой и снова улыбается.
- Давай я лучше помогу тебе.
Алекс завязывает шнурок на шее Джеймса: холодный камешек падает в ложбинку между ключицами, заставляя вздрогнуть от холода. Джеймс склоняет голову к плечу Алекса и закрывает глаза.
От Алекса пахнет горькой травой, горелым деревом и клюквой. От Алекса пахнет лесом.
- Джеймс, - голос у Алекса вдруг становится тихим и очень серьезным. Он кладет твердую руку на плечо Джеймса, - я уйду сегодня.
- Надолго?
- Навсегда.
Джеймс вздрагивает под рукой: слова прошибают током и тревожно грохаются камнем на сердце. Джеймс стискивает зубы: у слова «навсегда» горький обжигающий вкус.
- Можно я пойду с тобой?
Алекс выдыхает – Джеймсу кажется, что облегченно – и рука на плече становится мягче.
- Нужно.
Алекс ложится вместе с Джеймсом на кровать и гладит его плечо; комната вдруг становится далекой и незнакомой: чужими кажутся постеры на стене, цветы в вазе – не больше, чем картинка из книжки, и не разглядеть уже названия групп на папиных виниловых пластинках, не взять больше в руки плюшевого пса. Нет больше этой комнаты и этой кровати. Ничего не остается, когда уходишь навсегда. Только Джеймс, Алекс, и холодные камни, облизанные лесной рекой – один на ключице, другой слушает пульс у запястья.
*
Воздух вечером холодный и колючий – Джеймс вдыхает полной грудью и чувствует, как к его легким острыми льдинками прилипает испуг. Джеймс останавливается на краю леса и прижимает ладонь к стволу дерева – ему кажется, что, если он сделает еще шаг, то назад дороги уже не будет. Алекс останавливается на пять с половиной шагов впереди и оборачивается.
- Джеймс, ну же.
Алекс останавливается на пять с половиной шагов впереди, а Джеймсу кажется, что между ними пропасть. На лицо Алекса падает глубокая тень от листьев, а глаза горят – он уже не пропущенная часть пейзажа, он его часть. Джеймс догоняет его – пересекает пять шагов в два и сжимает руку – ничто не должно разлучить их.
Дорога к реке кажется незнакомой, а лес совсем тихий, как будто замерший – Джеймсу приходится напрягать слух, чтобы услышать недалеко плеск воды. У их памятного камня Алекс останавливается и расцепляет руки – Джеймс боязливо вздрагивает и сжимает ладонь в кулак.
- Дальше тебе придется пойти одному, - голос у Алекса тихий-тихий, как шелест листьев.
- Почему?
- Потому что ты должен найти дорогу сам.
Алекс кладет ладонь на щеку Джеймса, стирает собравшуюся у уголка глаза слезинку и внимательно смотрит в глаза.
- А если я не смогу?
- Ты сможешь, - Алекс касается ключицы Джеймса, сжимает пальцами потеплевший от кожи камень, - я всегда рядом с тобой, ты помнишь?
- Я помню, - Джеймс кивает, но дрожать не перестает, цепляется за запястье Алекса, ищет его камень и крепко сжимает в ответ. – Ты найдешь меня?
- Я буду тебя ждать. Ты знаешь, куда идти, Джеймс. Ты уже был там тысячу раз в своих снах.
Алекс опускает руки и делает два шага назад.
- А теперь иди, - говорит он, - и не оборачивайся назад. Никогда не оборачивайся назад, Джеймс. За спиной правды нет.
За спиной правды нет. Джеймс делает первый шаг с тропы и сразу переходит на бег – за спиной у него остается дом, ореховое печенье, цветы за окном, девочка Эмили, на которой он пообещал жениться, когда ему было двенадцать, соседка миссис Брайт и ее рыжая кошка с порванным ухом. За спиной у Джеймса остается мама и ее тихие сказки перед сном, отец, его старые пластинки и запах масла из гаража. За спиной у Джеймса остается целая жизнь – он останавливается на мгновение, упирается руками в колени и пытается отдышаться. Воздух колючий и горький, он собирается в горле комом из слез. Джеймсу нестерпимо хочется обернуться, хочется вернуться назад, хочется забраться обратно в теплую постель и никогда – никогда больше – не смотреть в лес поздно вечером даже через окно. Но камень на ключицах обжигает тонкую кожу, и Джеймс идет вперед. Джеймс идет вперед и оставляет за спиной все, что было с ним до этого момента.
На сто тридцать пятом шаге воздух становиться мягче и теплее – Джеймс вдыхает полной грудью и отодвигает очередной кустарник. Вокруг такая темнота, что он не видит даже своих рук – колючие ветки то и дело цепляются к ногам, оставляют длинные белые царапины, под ботинками хрустят и ломаются листья, оставшиеся в лесу еще с прошлой осени. Джеймс вдыхает полной грудью – и ему кажется, что он знает, куда идти.
- Джеймс.
- Алекс?
Джеймс щурится в темноте, пытаясь разглядеть лицо Алекса, но прежде, чем ему это удается, он чувствует теплое прикосновение к своей руке. Ладонь к ладони и сплетенные вместе пальцы. Алекс обнимает его так крепко, что у Джеймса не получается вдохнуть – вокруг теперь только тепло рук и горько-сладкий запах трав. Джеймс сжимает футболку на спине Алекса, комкает ее в ладонях и не дышит – теперь они оба пахнут травой и холодом, теперь у обоих под кожей горький запах свободы.
- Теперь пойдем.
*
Дверь незнакомого дома оказывается очень тяжелой – им обоим приходится навалиться на нее, чтобы она открылась. В доме тепло и светло: у камина сохнет мокрая одежда и тяжелые ботинки, на дубовом столе лежат деревянные заготовки – Джеймс машинально трогает несколько пальцами и тут же одергивает руку. Мебели мало, а кровать больше похожа на огромное гнездо из вороха одеял и подушек. Весь дом - продолжение леса: здесь так же пахнет деревом и смятой травой, дождем и еще немного – клюквой и речной сыростью. Джеймс опасливо оглядывается, не отходя от двери.
- Тебе нужно познакомиться с ним, - Алекс снимает кеды и ставит их в сторону у двери – так, как будто делал уже тысячу раз.
- С кем?
Алекс поднимает на Джеймса озадаченный взгляд, а потом неуверенно ведет плечом.
- С ним. С Мастером.
- С Мастером? А имя у него есть?
- Какое из моих имен тебе хочется услышать?
Джеймс вжимается в дверь, впивается в нее пальцами и старается не смотреть. Человек – Мастер – появляется в доме узкой темной тенью и собирает себя из всего, что есть вокруг. Еще секунду назад его нигде не было – возможно, даже в этом мире не было – а теперь он поправляет угли в камине, скидывает рядом с подсохшей одеждой мокрый плащ, пахнущий ночью и страхом.
- Подойди ко мне, смелый мальчик, - у Мастера тихий и хриплый голос похожий на звук, который рождается ночью в самом сердце леса. - Я тебя не обижу.
Джеймс испытывал это чувство тысячу раз в своей жизни: поздно ночью, когда просыпался и не решался открыть глаза, боясь увидеть кого-то перед собой; в ванной перед сном, когда не поднимал голову от раковины, чтобы не заметить чужой силуэт в отражении зеркала; в саду вечером, когда чувствовал на своих плечах холодный ветер чужого взгляда и старался скорее забежать в дом. Забежать в дом и закрыть за собой дверь, взлететь на второй этаж и спрятаться под одеялом. Он испытывал это чувство уже тысячу раз, но теперь было поздно прятать глаза.
Джеймс делает шаг вперед – глубоко вдыхает – и делает еще несколько шагов. До Мастера всего семь шагов по скрипучим половицам, но Джеймс останавливается на шестом и поднимает глаза.
- Еще один. Последний, - Джеймс боится вдохнуть, но он видит, как Мастер улыбается – одними глазами – и отвечает на его улыбку.
Джеймс делает последний шаг, и Мастер ловит его – сжимает сильными пальцами плечо и крепко держит. Прикосновение оказывается неожиданно теплым – горячим – Мастер живой и настоящий, Джеймс слегка наклоняет голову к плечу и щекой чувствует жар крови под кожей.
- Останешься с нами выпить чай.
Джеймс не уверен, что это вопрос, но все равно кивает. Когда Мастер убирает руку, рядом сразу оказывается Алекс – родное мягкое тепло обхватывает дрожащие плечи, нежная улыбка касается плеча.
- Испугался, Джейми?
Джеймс отрицательно мотает головой, сжимает руку на руке Алекса.
- Испугался, - Джеймс сам удивляется, но ему кажется – соврать в этом доме невозможно.
- Я с тобой, ты помнишь?
*
- А который час?
Заканчивается третья чашка чая, и Джеймс почти перестает дрожать. Мастер улыбается – Джеймс почти успел привыкнуть и к этому – и щурит темные глаза на старые часы. Часы молчат как будто целую вечность – стрелки застыли на трех часах ночи.
- Время, - Мастер задумчиво прикрывает глаза на мгновение, прежде чем налить в чашку Джеймса еще чая, - разве оно имеет значение в такой компании?
Джеймс делает несколько глотков чая и решает, что, наверное, не имеет. В небольшой кухне посреди леса вообще мало что имеет значения: здесь одинаково хорошо получается говорить - даже о сущей ерунде – и молчать – прикрыв глаза, пока все трое неторопливо пьют чай, и всем кажется, что мысли у них общие.
*
Алекс первым начинает зевать – сонно жмурит глаза и все ниже склоняет голову над столом. И, прежде чем Мастер говорит: «Пора ложиться спать», Джеймс чувствует обжигающий страх, который сворачивается ядовитой змеей где-то на дне желудка. Джеймс не знает, что будет дальше, не знает, что ему теперь делать – за несколько часов он успел привыкнуть к кухне, чаю и запутанным разговорам о времени и лесе.
- Пора ложиться спать, - Мастер легко роняет на себя Алекса, подхватывает его на руки и уносит в комнату. Джеймсу с его места видно, как осторожно Мастер опускает Алекса на кровать, как он накрывает его сверху лохматым теплым пледом, и все это выглядит чертовски правильно. И сонный Алекс, и теплые прикосновения Мастера к его лбу.
Джеймс не двигается с места, и тогда Мастер возвращается обратно на кухню. Он опускается на колени перед Джеймсом и сжимает его руки в своих – от прикосновения снова становится горячо, и страх, не выдержав тепла, испаряется.
- Это мой лес, - тихо говорит Мастер и смотрит внимательно – глаза в глаза, - и все, что есть в этом лесу – тоже мое. Но я дам тебе один шанс: если ты хочешь, ты можешь уйти прямо сейчас и вернуться в свой дом, в свою постель, а я никогда не потревожу тебя – если это то, чего ты хочешь.
Сердце Джеймса замедляет ход и замирает – на одно мгновение, в которое Мастер целует его запястье.
- Или оставайся с нами. Оставайся в моем лесу навсегда.
Джеймс даже не думает: слово «остаюсь» ложиться на язык сладкой конфетой, но выговорить его нет сил. Джеймс сжимает пальцы Мастера в своих и кивает – едва заметно, но достаточно для того, чтобы вызвать улыбку.
- Тогда ложимся спать.
- Спокойной ночи, - рассеянно отвечает Джеймс, не поднимаясь с места.
*
Джеймс открывает глаза на рассвете: ему слишком жарко и хочется сбросить с себя одеяло. Он стягивает вниз плед и едва не вскрикивает, когда на постели вместо Мастера обнаруживается огромный черный волк. Рядом, зарывшись пальцами в шерсть, мирно спит Алекс - тихое дыхание и подрагивающие ресницы.
Джеймс неуверенно касается шеи волка – пальцы сами проваливаются в мягкую густую шерсть. Джеймс ведет ладонью до самой груди волка и вздрагивает, натыкаясь пальцами на камень. Он осторожно сжимает его пальцами и тянет к себе, чтобы разглядеть – камень оказывается абсолютно черным, без единого пятнышка, но таким же круглым, облизанным рекой со всех сторон. Джеймс разжимает пальцы, ложится рядом – от бока волка тепло и сонно – и закрывает глаза.
*
Рассвет срывается с деревьев разбуженными птицами – машет крыльями и стирает синеву ночи.
Сердце леса продолжает спать.
Сердце леса наконец обрело покой.
"Если никогда не пойдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится и твоя жизнь не начнется".
Название: Про страшный лес
Автор: чайная роза
Предупреждение:
Текст толком не вычитан.
три тысячи и шестьсот слов вместо пяти букв
Сумерки ползут от горизонта: летнее розовое небо в одно мгновение становится серым. Вот сумерки трогают край леса – деревья деловито перешептываются, решают, пустить ли вечер внутрь, вот они цепляют за собой ночную прохладу, собирают капли с листьев, вытягивают за собой темную зелень и пыль узких тропинок. Сумерки выбираются из леса.
Хлоп – захлопывается первая дверь, а за ней сразу вторая, третья, щелкают повернутые до упора ключи, шуршат задернутые шторы. Хлоп, щелк – сумерки выбираются из леса, закрашивают небо серо-синим, и падают на землю, окутывают дома полупрозрачной темнотой до самого утра.
Добро пожаловать в Невер-Бридж.
Наша история начинается на самом краю этого городка: два дома оказались так близко, что, если два человека одновременно встанут на носочки и высунут руки из окон – они смогут соприкоснуться пальцами.
В одном из них – голубая крыша, коврик «Добро пожаловать» на пороге, кресло на веранде, окно на чердаке уже полгода заклеено газетами – живет Джеймс. А во втором – зеленая крыша, цветы на подоконниках, белоснежные перила, золотистые ручки на дверях – живет Алекс.
Джеймс просыпается среди ночи – садится на кровати и шарит руками по простыне, ища точку опоры. В другом доме с разницей в полсекунды просыпается Алекс. В домах, на улице, в городе, в целом мире так тихо, что их сонное и хриплое дыхание кажется им самым громким звуком на свете. Звуки зарождаются в глубине леса: сначала ветер – тихий хриплый свист, он подхватывает опавшие листья, трогает кроны деревьев – шелест, хруст и шорох. Ветер приносит за собой вой. Алекс слышит его первым и вздрагивает – сжимает пальцами одеяло. Ветер добирается до домов, трогает сначала белые занавески Алекса, потом голубые - Джеймса, оставляет на подоконниках лесную сырость, растертые сухие листья, запах трав. Ветер забирается в комнаты, холодит голые мальчишеские плечи и оставляет под подушками вой – как самое важное: не забыть, не потерять, забраться в сны и оставить там терпкий вкус свободы.
Они никогда не говорят об этом на утро.
*
- Алекс!
Джеймс распахивает окно: на улице догорает летнее солнце, яркое и высокое, оно уже не палит так, как в июне, но все еще с жадным рвением согревает все вокруг, в воздухе пахнет корицей и яблоками – кто-то из соседей печет пирог. Джеймс перелезает через подоконник – босыми пятками упирается прямо в стену дома – когда проделываешь такой трюк много раз совсем скоро перестаешь бояться.
- Алекс, ты еще спишь?
Алекс тоже открывает окно и щурится, улица сваливается на него разом – солнце, ветер, пирог с яблоками, звон велосипедного гудка. Алекс сонный и лохматый – две пуговицы на пижамной рубашке расстегнулись, смялся воротник, непослушная прядь прилипла ко лбу.
- Только не упади, - Алекс повторяет это каждое утро, а потом протягивает руку Джеймсу и помогает перебраться через узкий проем между домами.
Внизу лежат сваленные в кучу листья, старое пожелтевшее одеяло, мешки с ненужным тряпьем – на случай, если кто-то из них все-таки не устоит, расцепит руки, сорвется вниз. Лететь недолго – два этажа – но Джеймс все равно каждый раз задерживает дыхание, упираясь ногами в чужой подоконник.
Джеймс спрыгивает в комнату Алекса и закрывает за собой окно – велосипедный звон и веселое гудение ветра в трубах остается за стеклом. У Алекса в комнате широкие подоконники и большие окна, высокий книжный шкаф до самого потолка, мягкий ковер на деревянном полу и узкая кровать у окна. На столе – ручной работы, отец постарался на славу – тетрадки, блокноты, браслеты из ниток, раздавленные под поездом монетки, в красивой рамке – подарок на Рождество – их с Джеймсом фотография.
Алекс забирается обратно в кровать, двигается ближе к стене – оставляет место для Джеймса, вздыхает нетерпеливо: «Ну же». Джеймс ложится рядом на нагретую и смятую за ночь простынь, смотрит на то, как Алекс медленно прикрывает глаза, а солнце ласково ложится на его лицо размытой полосой. Джеймс повторяет ее пальцами: с середины лба вниз, задержаться у глаза, подушечкой пальца стереть опавшую ресницу и дочертить до самого уголка губ.
- Что там? – Алекс улыбается, не открывая глаз, и солнечная полоса ломается, сползает на его щеку.
- Солнце подсматривает.
Джеймс прячет их под одеялом, и свет через тонкое одеяло становится ярко оранжевым. Под одеялом Алекс открывает глаза, подпирает голову рукой – любопытное солнце мгновенно заглядывает в щель, но Джеймс упрямо заделывает брешь.
- Пойдешь со мной в лес сегодня?
Джеймсу кажется, что в словах Алекса есть вызов – где-то на дне его глаз лукаво сверкает солнце. Джеймс младше Алекса на полгода, а боязливее на все два. Джеймс не спрашивает, откуда в городе берутся все эти запреты: не сходить с тропы, возвращаться домой до заката, не распахивать на ночь окно, не смотреть вечером в сторону леса. Джеймс не сходит, не распахивает и не смотрит – он строит дома из одеял и подушек, трусит забираться на крышу дома и верит в городские легенды.
- К реке? – Джеймс шепчет, потому что под одеялом нельзя говорить в полный голос.
- Боишься, что утяну тебя с тропы? – Алекс смеется, и Джеймсу кажется, что солнце все-таки пробралось под одеялом.
- Не боюсь.
У Алекса смех, как летний ливень, - теплый и шумный, под ним хочется стоять часами, и обязательно оставить хотя бы кусочек внутри себя. Джеймс собирает кусочки, из которых состоит смех Алекса, и складывает их на подоконнике - солнечные зайчики от них расползаются по всей комнате, прыгают на руки, забираются в мысли и сны, садятся на подушку светлым пятном даже в самые темные ночи.
- Тогда пойдем. Раз не боишься.
- Сейчас?
- Сейчас. Идем. Хватит сидеть в своем домике, Джеймс, пора выбираться в лес.
*
Алекс невысокий, легкий и быстрый, весь он – локти да худые изодранные коленки. Когда он быстро сбегает к началу леса, ветер задирает его футболку, и на секунду Джеймс ловит взглядом загорелую полосу поясницы. Джеймс любуется им с начала тропы: все вокруг зеленое, голубое и золотое, шумит и красуется яркое лето, а Алекс на всем этом – маленький и белый, как будто художник забыл закрасить кусочек холста.
- Идешь? – Алекс оглядывается назад, прикладывает ладонь ко лбу и – Джеймс не видит, но точно знает – улыбается.
Джеймс сбегает вниз – трава у леса высокая, но выгоревшая за лето на солнце, цепляется за обувь, царапает щиколотки. Алекс берет Джеймса за руку – ладонь к ладони и переплетенные пальцы – и вместе они входят в лес. Лес – как океан, всего несколько шагов Джеймс видит за спиной голубую и зеленую крыши, а уже дальше – одни деревья. Лес смыкается за ними, оставляет их самих по себе, и единственный оплот безопасности теперь – широкая стоптанная дорога к мосту через реку.
- Далеко река течет, как ты думаешь?
- Далеко, - Джеймс встает на носки и щурится, как будто пытается взглядом поймать хвост убегающей реки. – До того конца света.
Алекс снова смеется, а у Джеймса на руках от этого смеха остается солнечная пыль. У них, как и у любых мальчишек, везде есть свои потайные места и убежища: старый шкаф в доме, узкое место под лестницей в школе, домик на дереве, плед в густых кустах местного сада, а у реки – огромный камень, проросший с одной из сторон мхом. Если устроиться на самом краю, то ноги по щиколотки утонут в чистой речной воде. Алекс садится именно туда: ставит кеды рядом, складывает в них белые носки и опускает ступни в голубую прохладу реки.
Так проходит их день: Джеймс ищет красивые круглые камешки, облизанные рекой, а Алекс плетет им шнурки из разноцветных ниток. Джеймсу подлиннее – он свой камень собирается носить на шее, поближе к сердцу, а себе покороче – на запястье у пульса. Они обсуждают японских рыб из книжки, которую нашли в библиотеке, египетских Сфинксов, клубнику и далекое море. Алекс шепотом рассказывает, что слышал от родителей про войну, а Джеймс смеется – он знает, что это неправда. Войны не может быть, когда такое высокое небо и чистый воздух, когда вода лижет ноги, а в траве под ладонью – россыпь земляники. Войны не может быть. Джеймс точно знает – войны не бывает.
Когда солнце, устав, перестает отважно прорываться сквозь листву, а голые ступни холодит первый вечерний ветер, Джеймс вскакивает на ноги и прислушивается. Он боится услышать – там, у горизонта – как к другой стороне леса подбираются сумерки.
- Скоро стемнеет. Пойдем?
- Давай посидим еще немного, - Алекс смотрит только на нитки в своих пальцах, и на губах у него замирает мягкая лукавая улыбка. Улыбка человека, который знает, чего ждать, но не спешит говорить об этом.
Джеймсу страшно. Джеймс не знает, почему нужно возвращаться домой до заката, почему нельзя сходить с тропы в лесу, почему все так боятся серых теплых сумерек, но все равно боится – как будто по привычке.
- Ладно, - он смело сжимает руки в кулаки и забирается к Алексу на камень. Алекс толкает его плечом шутливо, придвигается поближе.
Рукам холодно – лес быстро собирает в себя всю прохладу, но от Алекса тепло и спокойно. Джеймс прижимается к его плечу и раскрывает ладонь с найденными трофеями: два круглых камешка, сейчас оба серые, а на солнце – один темно-синий, а другой – зеленый, как будто впитал в себя изумрудную зелень леса.
- А «немного» - это сколько?
- Не трусь, - Алекс, наконец, поднимает голову, ласково касается щеки Джеймса. – Еще даже солнце не загорелось. Пять минут посидим и сразу пойдем домой. Я же с тобой.
- Я и не трушу, - Джеймс обиженно опускает глаза и упирается ладонью в камень, откидывает голову назад, изображая безмятежность.
Но стоит Алексу зашевелиться, спрятать шнурки обратно в карман, как Джеймс уже спрыгивает с камня в траву. Алекс даже не старается сдержать улыбку: он неторопливо надевает носки и завязывает шнурки на кедах, пока Джеймс топчется рядом и пристально поглядывает на небо. Джеймс думает: они уже точно нарушили правила. Джеймс думает: отсюда до дома двадцать минут, если перейти на бег – тринадцать, главное не споткнуться. Алекс берет его за руку – ладонь к ладони и переплетенные пальцы, и Джеймс больше не думает ни о чем другом до самого дома.
***
Джеймс просыпается среди ночи – вскакивает, как от толчка, и долго пытается восстановить дыхание (в сердце бьет крылышками колибри – не вдохнуть, не выдохнуть). Джеймс ждет и слушает, но ночь вокруг сохраняет молчание. Не рождается в глубине леса шелест, не тревожит флюгер на крыше холодный ветер, подушка Джеймса остается горячей – под ней сегодня не прячется лесная свежесть, не остается на наволочке горький запах свободы, только шоколадное печенье и стиральный порошок.
- Алекс.
Джеймс вскакивает с кровати и в два шага преодолевает расстояние до подоконника, отсюда ему виден край стола Алекса – тетрадки, блокноты, баночки с краской – кровать и высокий книжный стол. Окно раскрыто нараспашку.
Окно раскрыто нараспашку, а Алекса – Джеймс не видит, но знает – нет в кровати.
*
- Джеймс.
Джеймс открывает глаза: смотрит сонно на склонившегося над ним Алекса и не сразу понимает, что сон закончился. Он приподнимает голову и глядит на закрытое окно, а потом снова на Алекса.
- Как ты здесь оказался?
- Твоя мама впустила меня, - Алекс улыбается и кладет прохладную ладонь на лоб Джеймса.
Алекс улыбается, но что-то не так. Джеймс садится на кровати и трет глаза. Алекс бледный и как будто повзрослевший на несколько лет: в его взгляде добавилось что-то необъяснимо тяжелое, тяжелые тучи не заволокли яркие искры в глубине его глаз, но как будто спрятали – приберегли для чего-то другого. Джеймсу страшно прикоснуться к нему – Алекс выглядит туманным миражом из кошмарного сна.
- Смотри, я закончил наши талисманы.
Алекс достает из кармана аккуратные шнурки с болтающимися на них камнями. Джеймс восхищенно вздыхает – наконец-то у них будут самые настоящие талисманы дружбы – и стягивает с руки тот, который предназначался ему, с синим камнем.
- Как ты проделал такую дырку в камне?
Алекс качает головой и снова улыбается.
- Давай я лучше помогу тебе.
Алекс завязывает шнурок на шее Джеймса: холодный камешек падает в ложбинку между ключицами, заставляя вздрогнуть от холода. Джеймс склоняет голову к плечу Алекса и закрывает глаза.
От Алекса пахнет горькой травой, горелым деревом и клюквой. От Алекса пахнет лесом.
- Джеймс, - голос у Алекса вдруг становится тихим и очень серьезным. Он кладет твердую руку на плечо Джеймса, - я уйду сегодня.
- Надолго?
- Навсегда.
Джеймс вздрагивает под рукой: слова прошибают током и тревожно грохаются камнем на сердце. Джеймс стискивает зубы: у слова «навсегда» горький обжигающий вкус.
- Можно я пойду с тобой?
Алекс выдыхает – Джеймсу кажется, что облегченно – и рука на плече становится мягче.
- Нужно.
Алекс ложится вместе с Джеймсом на кровать и гладит его плечо; комната вдруг становится далекой и незнакомой: чужими кажутся постеры на стене, цветы в вазе – не больше, чем картинка из книжки, и не разглядеть уже названия групп на папиных виниловых пластинках, не взять больше в руки плюшевого пса. Нет больше этой комнаты и этой кровати. Ничего не остается, когда уходишь навсегда. Только Джеймс, Алекс, и холодные камни, облизанные лесной рекой – один на ключице, другой слушает пульс у запястья.
*
Воздух вечером холодный и колючий – Джеймс вдыхает полной грудью и чувствует, как к его легким острыми льдинками прилипает испуг. Джеймс останавливается на краю леса и прижимает ладонь к стволу дерева – ему кажется, что, если он сделает еще шаг, то назад дороги уже не будет. Алекс останавливается на пять с половиной шагов впереди и оборачивается.
- Джеймс, ну же.
Алекс останавливается на пять с половиной шагов впереди, а Джеймсу кажется, что между ними пропасть. На лицо Алекса падает глубокая тень от листьев, а глаза горят – он уже не пропущенная часть пейзажа, он его часть. Джеймс догоняет его – пересекает пять шагов в два и сжимает руку – ничто не должно разлучить их.
Дорога к реке кажется незнакомой, а лес совсем тихий, как будто замерший – Джеймсу приходится напрягать слух, чтобы услышать недалеко плеск воды. У их памятного камня Алекс останавливается и расцепляет руки – Джеймс боязливо вздрагивает и сжимает ладонь в кулак.
- Дальше тебе придется пойти одному, - голос у Алекса тихий-тихий, как шелест листьев.
- Почему?
- Потому что ты должен найти дорогу сам.
Алекс кладет ладонь на щеку Джеймса, стирает собравшуюся у уголка глаза слезинку и внимательно смотрит в глаза.
- А если я не смогу?
- Ты сможешь, - Алекс касается ключицы Джеймса, сжимает пальцами потеплевший от кожи камень, - я всегда рядом с тобой, ты помнишь?
- Я помню, - Джеймс кивает, но дрожать не перестает, цепляется за запястье Алекса, ищет его камень и крепко сжимает в ответ. – Ты найдешь меня?
- Я буду тебя ждать. Ты знаешь, куда идти, Джеймс. Ты уже был там тысячу раз в своих снах.
Алекс опускает руки и делает два шага назад.
- А теперь иди, - говорит он, - и не оборачивайся назад. Никогда не оборачивайся назад, Джеймс. За спиной правды нет.
За спиной правды нет. Джеймс делает первый шаг с тропы и сразу переходит на бег – за спиной у него остается дом, ореховое печенье, цветы за окном, девочка Эмили, на которой он пообещал жениться, когда ему было двенадцать, соседка миссис Брайт и ее рыжая кошка с порванным ухом. За спиной у Джеймса остается мама и ее тихие сказки перед сном, отец, его старые пластинки и запах масла из гаража. За спиной у Джеймса остается целая жизнь – он останавливается на мгновение, упирается руками в колени и пытается отдышаться. Воздух колючий и горький, он собирается в горле комом из слез. Джеймсу нестерпимо хочется обернуться, хочется вернуться назад, хочется забраться обратно в теплую постель и никогда – никогда больше – не смотреть в лес поздно вечером даже через окно. Но камень на ключицах обжигает тонкую кожу, и Джеймс идет вперед. Джеймс идет вперед и оставляет за спиной все, что было с ним до этого момента.
На сто тридцать пятом шаге воздух становиться мягче и теплее – Джеймс вдыхает полной грудью и отодвигает очередной кустарник. Вокруг такая темнота, что он не видит даже своих рук – колючие ветки то и дело цепляются к ногам, оставляют длинные белые царапины, под ботинками хрустят и ломаются листья, оставшиеся в лесу еще с прошлой осени. Джеймс вдыхает полной грудью – и ему кажется, что он знает, куда идти.
- Джеймс.
- Алекс?
Джеймс щурится в темноте, пытаясь разглядеть лицо Алекса, но прежде, чем ему это удается, он чувствует теплое прикосновение к своей руке. Ладонь к ладони и сплетенные вместе пальцы. Алекс обнимает его так крепко, что у Джеймса не получается вдохнуть – вокруг теперь только тепло рук и горько-сладкий запах трав. Джеймс сжимает футболку на спине Алекса, комкает ее в ладонях и не дышит – теперь они оба пахнут травой и холодом, теперь у обоих под кожей горький запах свободы.
- Теперь пойдем.
*
Дверь незнакомого дома оказывается очень тяжелой – им обоим приходится навалиться на нее, чтобы она открылась. В доме тепло и светло: у камина сохнет мокрая одежда и тяжелые ботинки, на дубовом столе лежат деревянные заготовки – Джеймс машинально трогает несколько пальцами и тут же одергивает руку. Мебели мало, а кровать больше похожа на огромное гнездо из вороха одеял и подушек. Весь дом - продолжение леса: здесь так же пахнет деревом и смятой травой, дождем и еще немного – клюквой и речной сыростью. Джеймс опасливо оглядывается, не отходя от двери.
- Тебе нужно познакомиться с ним, - Алекс снимает кеды и ставит их в сторону у двери – так, как будто делал уже тысячу раз.
- С кем?
Алекс поднимает на Джеймса озадаченный взгляд, а потом неуверенно ведет плечом.
- С ним. С Мастером.
- С Мастером? А имя у него есть?
- Какое из моих имен тебе хочется услышать?
Джеймс вжимается в дверь, впивается в нее пальцами и старается не смотреть. Человек – Мастер – появляется в доме узкой темной тенью и собирает себя из всего, что есть вокруг. Еще секунду назад его нигде не было – возможно, даже в этом мире не было – а теперь он поправляет угли в камине, скидывает рядом с подсохшей одеждой мокрый плащ, пахнущий ночью и страхом.
- Подойди ко мне, смелый мальчик, - у Мастера тихий и хриплый голос похожий на звук, который рождается ночью в самом сердце леса. - Я тебя не обижу.
Джеймс испытывал это чувство тысячу раз в своей жизни: поздно ночью, когда просыпался и не решался открыть глаза, боясь увидеть кого-то перед собой; в ванной перед сном, когда не поднимал голову от раковины, чтобы не заметить чужой силуэт в отражении зеркала; в саду вечером, когда чувствовал на своих плечах холодный ветер чужого взгляда и старался скорее забежать в дом. Забежать в дом и закрыть за собой дверь, взлететь на второй этаж и спрятаться под одеялом. Он испытывал это чувство уже тысячу раз, но теперь было поздно прятать глаза.
Джеймс делает шаг вперед – глубоко вдыхает – и делает еще несколько шагов. До Мастера всего семь шагов по скрипучим половицам, но Джеймс останавливается на шестом и поднимает глаза.
- Еще один. Последний, - Джеймс боится вдохнуть, но он видит, как Мастер улыбается – одними глазами – и отвечает на его улыбку.
Джеймс делает последний шаг, и Мастер ловит его – сжимает сильными пальцами плечо и крепко держит. Прикосновение оказывается неожиданно теплым – горячим – Мастер живой и настоящий, Джеймс слегка наклоняет голову к плечу и щекой чувствует жар крови под кожей.
- Останешься с нами выпить чай.
Джеймс не уверен, что это вопрос, но все равно кивает. Когда Мастер убирает руку, рядом сразу оказывается Алекс – родное мягкое тепло обхватывает дрожащие плечи, нежная улыбка касается плеча.
- Испугался, Джейми?
Джеймс отрицательно мотает головой, сжимает руку на руке Алекса.
- Испугался, - Джеймс сам удивляется, но ему кажется – соврать в этом доме невозможно.
- Я с тобой, ты помнишь?
*
- А который час?
Заканчивается третья чашка чая, и Джеймс почти перестает дрожать. Мастер улыбается – Джеймс почти успел привыкнуть и к этому – и щурит темные глаза на старые часы. Часы молчат как будто целую вечность – стрелки застыли на трех часах ночи.
- Время, - Мастер задумчиво прикрывает глаза на мгновение, прежде чем налить в чашку Джеймса еще чая, - разве оно имеет значение в такой компании?
Джеймс делает несколько глотков чая и решает, что, наверное, не имеет. В небольшой кухне посреди леса вообще мало что имеет значения: здесь одинаково хорошо получается говорить - даже о сущей ерунде – и молчать – прикрыв глаза, пока все трое неторопливо пьют чай, и всем кажется, что мысли у них общие.
*
Алекс первым начинает зевать – сонно жмурит глаза и все ниже склоняет голову над столом. И, прежде чем Мастер говорит: «Пора ложиться спать», Джеймс чувствует обжигающий страх, который сворачивается ядовитой змеей где-то на дне желудка. Джеймс не знает, что будет дальше, не знает, что ему теперь делать – за несколько часов он успел привыкнуть к кухне, чаю и запутанным разговорам о времени и лесе.
- Пора ложиться спать, - Мастер легко роняет на себя Алекса, подхватывает его на руки и уносит в комнату. Джеймсу с его места видно, как осторожно Мастер опускает Алекса на кровать, как он накрывает его сверху лохматым теплым пледом, и все это выглядит чертовски правильно. И сонный Алекс, и теплые прикосновения Мастера к его лбу.
Джеймс не двигается с места, и тогда Мастер возвращается обратно на кухню. Он опускается на колени перед Джеймсом и сжимает его руки в своих – от прикосновения снова становится горячо, и страх, не выдержав тепла, испаряется.
- Это мой лес, - тихо говорит Мастер и смотрит внимательно – глаза в глаза, - и все, что есть в этом лесу – тоже мое. Но я дам тебе один шанс: если ты хочешь, ты можешь уйти прямо сейчас и вернуться в свой дом, в свою постель, а я никогда не потревожу тебя – если это то, чего ты хочешь.
Сердце Джеймса замедляет ход и замирает – на одно мгновение, в которое Мастер целует его запястье.
- Или оставайся с нами. Оставайся в моем лесу навсегда.
Джеймс даже не думает: слово «остаюсь» ложиться на язык сладкой конфетой, но выговорить его нет сил. Джеймс сжимает пальцы Мастера в своих и кивает – едва заметно, но достаточно для того, чтобы вызвать улыбку.
- Тогда ложимся спать.
- Спокойной ночи, - рассеянно отвечает Джеймс, не поднимаясь с места.
*
Джеймс открывает глаза на рассвете: ему слишком жарко и хочется сбросить с себя одеяло. Он стягивает вниз плед и едва не вскрикивает, когда на постели вместо Мастера обнаруживается огромный черный волк. Рядом, зарывшись пальцами в шерсть, мирно спит Алекс - тихое дыхание и подрагивающие ресницы.
Джеймс неуверенно касается шеи волка – пальцы сами проваливаются в мягкую густую шерсть. Джеймс ведет ладонью до самой груди волка и вздрагивает, натыкаясь пальцами на камень. Он осторожно сжимает его пальцами и тянет к себе, чтобы разглядеть – камень оказывается абсолютно черным, без единого пятнышка, но таким же круглым, облизанным рекой со всех сторон. Джеймс разжимает пальцы, ложится рядом – от бока волка тепло и сонно – и закрывает глаза.
*
Рассвет срывается с деревьев разбуженными птицами – машет крыльями и стирает синеву ночи.
Сердце леса продолжает спать.
Сердце леса наконец обрело покой.
@темы: тексты, пожалуйста, не плачь, чай из роз